Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
28.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Экология
[08-03-02]

На Красноярский горно-химический комбинат, где хранятся ралиоактивные отходы, может пройти любой

Ведущая Марина Катыс

Марина Катыс:

Активисты "Гринпис России" и депутаты Государственной думы нелегально проникли на Красноярский горно-химический комбинат, где хранятся радиоактивные отходы. Рассказывает депутат Сергей Митрохин.

Сергей Митрохин:

Мы преодолели Енисей (переплыли на лодке) со стороны села Атаманово, поднялись немного в гору и углубились в лес. Пройдя около километра, мы увидели проволочное ограждение, в котором были огромные дыры. Сквозь эти дыры мы легко пролезли внутрь и отправились по территории горно-химического комбината к хранилищу ядерных отходов. И дошли - не будучи никем остановлены - прямо до самого хранилища. Мы остановились буквально в 30 метрах от лестницы, которая ведет непосредственно внутрь этого хранилища.

Если бы на нашем месте были террористы или диверсанты, они бы легко это расстояние преодолели. Там никакой проволоки нет.

Марина Катыс:

Однако у представителей Минатома совершенно другая точка зрения по поводу визита на Горно-химический комбинат депутата Государственной думы и представителей "Гринпис России". Говорит начальник Управления по взаимодействию с органами государственной власти и информационной политики Минатома России Николай Шинкарев.

Николай Шинкарев:

Я бы не сказал, что они проникли на территорию Горно-химического комбината, тем более - безусловно - они не проникли на территорию охраняемого объекта. Они подошли к этому объекту и залезли на крышу соседнего недостроенного здания, которое непосредственно к охраняемому объекту не относится.

Что касается трубопроводов с радиоактивными веществами, то там их просто нет. Какие-то трубопроводы есть, но они технологические (может быть - вода, может быть - канализация), такие подходят к любому объекту. Территория объектов Горно-химического комбината огорожена, и пробраться туда практически невозможно. Там есть все меры охраны. Другое дело, что они прошли на территорию ЗАТО (закрытого административно-территориального образования), города Железногорск. Площадь этого ЗАТО больше ста квадратных километров. Живет там более ста тысяч жителей. Естественно, охраняется она относительно условно. Несанкционированно попасть на территорию этого ЗАТО, в принципе, возможно.

Те дыры, которые они снимали, относятся к ограждению старого полигона захоронения отходов, который не охраняется и уже выведен из перечня объектов. Это установлено документально. Так же, как и установлен служебным расследованием тот факт, что они не проникли на объект (тем более - на его крышу), а съемки проводились с соседнего здания.

Марина Катыс:

Надо сказать, что они утверждают прямо противоположное.

Николай Шинкарев:

Они могут утверждать все, что угодно. Мы провели служебное расследование, можем это доказать.

Марина Катыс:

Дело в том, что, насколько я поняла, ваше расследование происходило после того, как они уже покинули территорию ГХК?

Николай Шинкарев:

Да.

Марина Катыс:

А они-то снимали в момент, когда они там находились. Как вы могли установить, были они на крыше или не были?

Николай Шинкарев:

Мы посмотрели съемки. Съемки показывают, что они не были на крыше. Это зима, там был снег, были следы, это все было обследовано. Нашли место, где они залезали, место на крыше, где они стояли, это все зафиксировано, проверено. На наш взгляд, это - чистая провокация.

Марина Катыс:

После проведения расследования были ли наложены какие-то взыскания на руководство ГХК или на охрану?

Николай Шинкарев:

Со стороны Минатома никаких взысканий наложено не было. Что касается ГХК, я таких сведений не имею. Может быть - было, может быть - нет, я не знаю. Мы нарушений не обнаружили.

Марина Катыс:

Отсутствие нарушений в системе охраны ядерного объекта Минатома (да еще и установленное в ходе служебного расследования) должно было бы всех успокоить. Но как быть с теми фактами, которые были выявлены в ходе нелегального визита на территорию ГХК депутата Сергея Митрохина и представителей "Гринпис"? Слово координатору антиядерной программы "Гринпис России" Максиму Шингаркину.

Максим Шингаркин:

Нами было установлено, что площадка Горно-химического комбината доступна для проведения разведки самыми простейшими средствами, что объекты легко идентифицируются. Так нами были идентифицированы Северный полигон, трубопровод, по которому перекачиваются радиоактивные отходы, колодцы доступа к содержимому этого трубопровода. Были выявлены станции перекачки, обнаружены хранилища отработавшего ядерного топлива. То, что на территории Горно-химического комбината существует множество неконтролируемых зданий, позволяет говорить о том, что в этих зданиях можно накапливать взрывчатые вещества и боеприпасы.

Более того, то здание, которое примыкает непосредственно к хранилищу отработавшего ядерного топлива, позволяет переместиться на крышу хранилища вообще незамеченным, что было проведено нами в качестве следственного эксперимента. Ни разу за все это мероприятие никто из нас не сделал формально незаконного действия. Никто не перерезал ни одной нитки колючей проволоки, никто даже ни разу не прошел по дороге, поперек которой был шлагбаум или стоял знак, что вот в этом направлении двигаться нельзя.

Марина Катыс:

Хранилище отработавшего ядерного топлива на Красноярском Горно-химическом комбинате рассчитано на 6 тысяч тонн. В настоящее время оно заполнено почти наполовину. Минатом планирует к концу 2004 года увеличить объем хранилища до 9 тысяч тонн. Одновременно начнется строительство нового сухого хранилища на 33 тысячи тонн, которое необходимо для отработавшего ядерного топлива с российских реакторов РБМК и ВВЭР-1000.

Рассказывает депутат Государственной думы от фракции "Яблоко" Сергей Митрохин.

Сергей Митрохин:

Абсурд, который мы увидели, нас, конечно, потряс. Ведь там хранятся ядерные материалы в очень большом количестве - 3 000 тонн, в которых продолжается цепная реакция. И, конечно же, существуют огромные возможности по совершению любого рода терактов или каких-либо других акций. И вот это все так охраняется.

Горно-химический комбинат - это то самое место, куда сейчас везут отработавшее ядерное топливо из Болгарии (уже привезли очередную партию), где хранится топливо с Украины, которое мы ввозим, и частично - наше отечественное топливо. Но что самое важное: это то место, куда будут ввозить ядерный мусор со всего мира. Там его будут перерабатывать, там будут строиться дополнительные хранилища. И вот это место охраняется именно таким образом, как я сказал. Любой желающий может прийти и фактически добраться до ядерных материалов.

Марина Катыс:

И снова я обращаюсь с вопросом к координатору антиядерной программы "Гринпис России" Максиму Шингаркину.

Если бы на вашем месте и месте депутата Государственной думы Митрохина находились действительно террористы, то что они, в принципе, могли бы сделать, даже хорошо подготовившись?

Максим Шингаркин:

Цивилизация в виде Интернета четко объясняет всем желающим, как хранится отработавшее ядерное топливо, в частности, отработавшее ядерное топливо реакторов ВВЭР-1000. Таким образом, проникнув незаметно на крышу хранилища, террористы могли бы войти в основную галерею над бассейном и взять под огневой контроль собственно сам бассейн, где находится отработавшее ядерное топливо.

Другие группы, в принципе, могли бы проникнуть в другие служебные помещения и заблокировать там весь обслуживающий персонал. Спустившись с галереи, они могли бы установить все возможное количество взрывных устройств, которые в неограниченном количестве они могли накапливать в течение длительного периода времени в непосредственной близости (собственно говоря - даже на самой крыше) на нужных глубинах хранилища отработавшего ядерного топлива.

Одновременный подрыв этих боеприпасов привел бы к массовому разрушению тепловыделяющих сборок. По нашим оценкам, все, перенесенное одним взводом, позволило бы разрушить приблизительно пять ядерных реакторов. Это привело бы к неконтролируемому энерговыделению, возможно - даже с сопровождением цепной реакции. То есть - либо это подрыв ядерной бомбы, либо это приводит просто к тепловому взрыву, который был на Чернобыльской станции. Весь Красноярск, по нашим расчетам, на долгие десятилетия стал бы зоной, запретной для нахождения людей.

Марина Катыс:

За комментариями я обратилась к начальнику Управления по взаимодействию с органами государственной власти информационной политики Минатома России Николаю Шинкареву.

Николай Шинкарев:

Подготовить и совершить террористический акт мало-мальски организованной группой возможно по отношению к любому объекту. Другое дело - объект, к которому приблизились Митрохин и представители "Гринпис". Он охраняется и совершить серьезный террористический акт (а тем более - спровоцировать цепную реакцию) просто невозможно. Как-то разрушить это здание, выстрелив из гранатомета, в принципе, возможно. Но проведение масштабного теракта, у которого были бы последствия, на наш взгляд, маловероятно.

Марина Катыс:

Уверенность чиновников Минатома не совсем понятна. Тем более что они признают принципиальную возможность совершения такого теракта. Ведь депутат Сергей Митрохин и представители "Гринпис России" совершенно свободно прошли на территорию ГХК и так же, никем не остановленные, ее покинули. Рассказывает Максим Шингаркин.

Максим Шингаркин:

Мы ходили много раз, мы обошли всю территорию, мы увидели все, что нас интересовало. По целому ряду причин мы не все оформили документально, потому что нельзя это оформлять документально, потому что утечка этих сведений, просто опасна для государства.

Мы потребовали немедленной организации охраны и обороны хранилища отработавшего ядерного топлива, немедленной!

Марина Катыс:

После того как вы заявили о том, что вы несколько раз посещали территорию Горно-химического комбината, какова была реакция местной администрации, администрации самого комбината и верховных властей России?

Максим Шингаркин:

Я слышал утверждения руководства Горно-химического комбината, что, дескать, это принципиально невозможно, что, дескать, мы там не были, и все это - наши досужие домыслы.

Марина Катыс:

Не так давно генеральный директор Горно-химического комбината Василий Житков, отвечая на вопрос об обеспечении безопасности комбината, сказал, что ежегодные вложения ГХК в охрану предприятия составляют 50 миллионов рублей, что безопасность объекта обеспечивается двумя видами охраны - собственно комбината и полком внутренних войск.

Слово депутату Сергею Митрохину.

Сергей Митрохин:

У нас в стране существует закон, еще 1996 года, в котором написано, что все системы безопасности ядерных объектов (в количестве 96 штук) должны финансироваться на 100 процентов из федерального бюджета. После того, как был внесен Государственной думой и принят пакет законов, разрешающих ввоз так называемого отработавшего ядерного топлива (а фактически - отходов), возник резонный вопрос: готова ли наша страна к реализации подобного рода проектов?

Мы связались с несколькими такими объектами. Кроме того, я лично съездил совершенно легальным путем на ГХК в ноябре прошлого года и убедился в том, что этот ядерный объект, с точки зрения его систем безопасности, финансируется всего на 10-20 процентов от потребности.

Марина Катыс:

С этим совершенно не согласен начальник Управления по взаимодействию с органами государственной власти и информационной политике Минатома России Николай Шинкарев.

Николай Шинкарев:

Это абсолютная неправда. Финансирование таких объектов, с точки зрения безопасности, осуществляется в полном объеме. Другое дело, может быть, ряд других мероприятий недофинансируют. Но что касается безопасности, все объекты атомной энергетики финансируются в достаточном объеме.

Марина Катыс:

То есть, если проникновение на территорию ГХК стало возможным, то это не связано с недофинансированием?

Николай Шинкарев:

Конечно, не связано.

Марина Катыс:

Депутат Митрохин и "Гринпис" обратились к президенту Путину. Они изложили факты, которые они знают, и свое требование усилить охрану ГКХ.

Николай Шинкрев:

Этого письма я не видел. Тем более, со стороны президента или со стороны правительства мы не получали в связи с этим никаких ни поручений, ни просьб, ни вопросов.

Марина Катыс:

И снова я обращаюсь за комментариями к депутату Государственной думы Сергею Митрохину.

В Минатоме работают специалисты, которые не могут недооценивать серьезность ситуации, когда любой праздношатающийся гражданин может дойти до хранилища отработавшего ядерного топлива. Почему они так относятся к этому? Это же ведь вопрос национальной безопасности.

Сергей Митрохин:

Думаю, что здесь огромную роль играет традиционное российское разгильдяйство, то, что называется на научном языке "человеческим фактором". Это первое.

Второе. Действительно, на эти цели не хватает средств, в чем мы убедились. Характерно, что Минатом сегодня эти средства направляет совсем не на цели ядерной безопасности. Понимаете, это ему не интересно. Деньги нужны, как они говорят, на развитие, на реализацию каких-то глобальных наполеоновских планов и проектов. На строительство этого самого завода по переработке отработавшего ядерного топлива, которое они оценивают в два с половиной миллиарда рублей. Деньги им нужны на создание и внедрение новых технологий. Например, реакторов на быстрых нейтронах.

А такие мелочи, как безопасность - это для них просто досадная деталь, на которую им просто лень все время обращать внимание.

Марина Катыс:

Недавно опять возникли разговоры о том, что в России ядерные материалы подвергаются расхищению с объектов Минатома, и министр Румянцев сказал, что это -абсолютная неправда, что все охраняется надлежащим образом и никаких утечек ядерных материалов быть не может.

Сергей Митрохин:

К сожалению, повторяется та же история, которая была с вопросами безопасности ядерных объектов. Президент после 11 сентября поставил задачу - выяснить, насколько надежна наша система безопасности. И представители Минатома отчитались перед ним, что "все нормально, мы даем полную гарантию, что у нас, с точки зрения проникновения террористов, нет никаких проблем". Вы сами можете убедиться на нашем примере в том, есть проблемы там или нет.

Я думаю, что с утечкой - то же самое. Я знаю оперативников, сотрудников Министерства внутренних дел, которые занимаются такого рода делами - утечкой радиоактивных материалов. Они утверждают, что в России существует черный рынок радиоактивных материалов и что на него не так уж и сложно попасть.

Марина Катыс:

В ситуации, когда на хранилище Горно-химического комбината в Красноярске можно спокойно, не напрягаясь (и не будучи спецназовцем) пройти со стороны Енисея. Когда, как вы говорите, специалисты МВД занимаются расследованием дел, связанных с хищением расщепляющихся материалов, в этой ситуации попытка Минатома ввезти 20 тысяч тонн отработавшего ядерного топлива по известному контракту, это что - безумие? Или это желание получить сиюминутную выгоду? Или это просто безответственность?

Сергей Митрохин:

И то, и другое, и третье. Мы с самого начала говорили, что этот проект не продуман, не просчитаны все риски, связанные с этим проектом. А это не только экологические риски, о которых все говорят. Ведь никто не говорит о финансовых рисках. Начнутся эти сделки - никто не гарантирует нам, что мы в полном объеме получим эти средства. Для этого надо заключить несколько десятков сделок, а, допустим, мы реализуем только 4-5 сделок. То есть какие-то деньги будут, но их будет недостаточно для того, чтобы построить хранилище и проделать массу работ, которые необходимы.

И что же получится? Мы ввезем в виде этих отходов новые проблемы и добавим их к нашим собственным: к нашим реакторам подводных лодок, к нашему топливу атомных станций, которое хранится сейчас в опасной близости от самих станций и от населенных пунктов... Ко всему этому мы добавим новую головную боль в виде иностранных отходов, а денег на то, чтобы эти проблемы решить, у нас не будет.

Минатом - не самое бедное ведомство, он получает довольно большие доходы и от сделок ВОУ-НОУ, и от работы в зарубежных странах. От того же самого болгарского топлива, которое ввезено, якобы должно быть получено несколько сот миллионов рублей. Так почему же, задаем мы вопрос, сегодня эти средства не идут на реабилитацию загрязненных территорий, на решение проблем реакторов атомных подводных лодок, на расчищение наших атомных станций от этих отходов? По крайней мере - на решение проблемы того же Курчатовского института, где надо срочно принимать меры по дезактивации территории?

Марина Катыс:

Не менее серьезные вопросы возникают и в связи со средствами, выделяемыми Минатому из федерального бюджета. Продолжает депутат Сергей Митрохин.

Сергей Митрохин:

В недавнем постановлении Счетной палаты говорится, что в России - в первую очередь, по вине Минатома - до сих пор не научились надлежащим образом обращаться с радиоактивными отходами. У нас нет для этого ни законодательной базы, ни государственной концепции. Та программа, которая была предусмотрена для этой цели, была с треском провалена. Там не было должного финансирования, но даже в той части, в которой она финансировалась, деньги были потрачены бездарно.

Помните, как агрессивно реагировали представители Минатома на наше утверждение о том, что деньги будут разворованы?

Месяц назад опубликован отчет Счетной палаты, в котором черным по белому написано, что финансовая помощь, которая шла Минатому на реализацию программ обращения с радиоактивными отходами, не имеет отражения ни в какой отчетности. 270 миллионов долларов делось неизвестно куда. Нет никаких следов этих денег.

Марина Катыс:

В июне 2001 года президент Российской Федерации Владимир Путин одобрил законы, позволяющие ввозить в Россию отработавшее ядерное топливо. Министерство по атомной энергии обещало, что за ввоз на свою территорию 20 тысяч тонн иностранного ОЯТ Россия в течение 10 лет получит 20 миллиардов долларов. Однако для перевозки такого количества отработавшего ядерного топлива, по расчетам экологов, потребуется совершить от 600 до 700 рейсов, иными словами - один или два рейса каждую неделю в течение десяти лет. Каждый поезд, везущий ОЯТ, должен будет преодолеть только по территории России несколько тысяч километров. Состояние российских железных дорог и угроза террористических актов делают это предприятие крайне опасным.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены